фото показано с aif.ru

Автор всенародно любимых хитов в интервью «АиФ».

Накануне 70-летия, которое приходится на 14 мая, композитор Владимир Матецкий рассказал АиФ.ru о работе над песней Полины Гагариной для «Евровидения», родстве «Лаванды» и песни Леонарда Коэна, соперничестве Пола Маккартни и Мика Джаггера, работе над альбомом «Машины Времени» на «Эбби-Роуд», успехе «Маленькой Веры» и нежелании светиться в иностранных соцсетях, которые попали под запрет в России.Владимир Полупанов, АиФ.ru: — У каждого автора есть свой любимый исполнитель. Можно сказать, что София Ротару — главная артистка в твоей композиторской жизни? Или я не прав?Владимир Матецкий: — Ты прав. С Софией Михайловной связаны самые успешные песни. Их знают буквально все, слава богу, любят и помнят. Я очень переживаю за судьбу Ротару и её семьи. Кто мог себе представить, что у Софии Михайловны возникнут такие сложности (сына и внука певицы задержали при незаконном пересечении украинско-молдавской границы в марте этого года — Ред.)?— Существовало ли соперничество между Пугачёвой и Ротару в советские времена?— Думаю, если и было соперничество между этими совершенно разными артистками, то оно было в большей степени умозрительным. Но очень выгодным и нужным людям вокруг, в первую очередь журналистам. На такого рода противопоставлениях живёт музыкальная журналистика во всём мире. Пол Маккартни и Мик Джаггер до сих пор играют в эту игру. Осенью прошлого года Маккартни, вроде бы, где-то ляпнул: «Что такое Rolling Stones? Это просто блюзовая кавер-группа». На что Мик Джаггер на концерте в Лос-Анджелесе спустя несколько дней отметил, что среди зрителей много знаменитостей, например, Меган Фокс, Леонардо ДиКаприо, Леди Гага. «И Пол Маккартни здесь, — съязвил он. — Чуть позже он присоединится к нам для исполнения блюзового кавера». Что это, как не подтрунивание друг над другом? Элемент соперничества был и есть даже среди этих двух совершенно разных музыкантов, у которых две разных судьбы, разных карьеры. Почти как у Пугачёвой и Ротару (смеётся).— Какие твои песни имеют наибольшую продолжительность жизни?— Несмотря на все перипетии, песни из репертуара Софии Ротару продолжают жить — и «Лаванда», и «Хуторянка», и «Только этого мало»... Немного подвыдохлись «Банановые острова» (альбом, записанный на базе «Весёлых ребят» и спродюсированный Юрием Чернавским и Владимиром Матецким в конце 1982 — начале 1983 года — Ред.). Но этому альбому в следующем году исполняется 40 лет. Какие-то песни, например, «Малыш» (написанная для Данко), заняли свою особую нишу. Но ниша эта — она ступенькой пониже, чем песни из репертуара Ротару. Вообще, у каждой песни своя судьба, и порой не всегда понятно, почему происходит так или иначе. — Иногда ты писал не для самых выдающихся певцов, например, для Влада Сташевского. Какие творческие задачи ты ставил в этом случае?— Я дружил с его продюсером Айзеншписом. Юра был моим товарищем. Мы с ним были знакомы ещё с конца с 60-х, до того, как он впервые оказался в тюрьме.Когда Юра познакомился с Владом, то буквально в первый день знакомства позвонил мне и попросил встретиться и сделать пробную запись. Я забрал Влада на машине у выхода из станции метро «Библиотека им. Ленина», мы приехали домой к Айзеншпису. Сначала попробовали спеть под акустическую гитару, потом что-то записали.Позже Юра попросил помочь с песнями, и я, конечно же, не мог ему отказать. Да, Владик не был выдающимся вокалистом, но у него был свой узнаваемый тембр, и в процессе записи появилась характерная манера исполнения. Да и Айзеншпис никогда не позиционировал его как супервокалиста. Но Влад артист, который отнюдь не хуже многих других. Плюс у него была эффектная внешность. Да и человек он добродушный, с обаянием — так что он смог апеллировать к сердцам миллионов девушек.Трогательное пение, без всяких вокальных «закидонов» — это не так уж и плохо. Владик, кстати, до сих пор выступает и очень неплохо выглядит.— Даже очень хорошие музыкальные произведения, например, Beatles или Pink Floyd сегодня уже почти не звучат на радио. Выходит, даже очень хорошие песни имеют свой срок годности, устаревают. Согласен?— Что-то устаревает, что-то бронзовеет. Но ты неправ — и те, и другие звучат очень активно. А в целом, есть произведения, которые выдерживают испытание временем, а есть — не очень... Порой молодёжь даёт новую жизнь старым песням — они продолжают жить в виде кавер-версий. Поэтому универсальной формулы нет.Но бывает, что песни умирают. Иногда у них совсем недолгая судьба: год, два — и всё. Счастливы те авторы, чьи песни живут долго. В этом отношении два артистических примера, которые ты назвал, заслуживают такой зависти: каталоги Beatles и Pink Floyd активны как никогда.— Все эти годы мы смотрели на Запад с придыханием, считая, что всё лучшее, в том числе и в области поп-музыки, создано там. Что ты думаешь по этому поводу сегодня? Не девальвируются ли и песни вместе с западными ценностями? Мы по-прежнему сильно отстаём от Запада в области поп-музыки?— Сложный вопрос. Сегодня действительно многие ценности испытываются на прочность. Что является истиной? На что ориентироваться? Существует ли прогресс? Элемент разочарования западной культурой, конечно, появился. Но важно различать производственную часть и душевную. Производственная часть — это то, что нам надо подтягивать, она у нас по-прежнему отстает.— Мы по-прежнему не умеем хорошо записывать поп-музыку?— И это тоже. Умение обращаться с аппаратурой, правильно построить процесс, качественно записать песню — это тоже большое искусство. Установка на успех, умение эффективно работать — этому стоит поучиться у западников. Это как в футболе — наши футболисты могут и бегать быстро, и штангу отжимать, и прыгать в высоту, а вот с игрой у них проблемы.Так что в музыке не грех «учиться производству» у иностранцев. Но наполнять творчество нужно русской душевностью. Вот тогда и произойдёт то, чего все так ждут — системный прорыв русской музыки в мире. Я неоднократно беседовал на эти темы с самыми разными людьми — искусствоведами, теоретиками музыки, с популярными иностранными авторами, — и все они об этом говорили.— Сегодня все задаются важными вопросами: как вообще будет устроена дальнейшая жизнь?— Да, сегодня ситуация другая. Многое изменилось и продолжает меняться. Мы находимся в процессе глобальных сдвигов. И музыка — это лишь маленькая деталь большой мозаики жизни.— Почему наша поп-музыка так и не стала популярной на Западе? Только ли в русском языке проблема или, как мы видим сейчас, проблема в скрытой русофобии, которая там всегда существовала?— Это ещё одна глобальная тема. Если раньше любые проекты, будь то альбом Аллы Пугачевой, записанный в Швеции, или песни американских альбомов «Парка Горького», строились на том, чтобы максимально приблизиться к западному канону — пение на английском было обязательным, — то сегодня вектор, как мне кажется, ровно противоположный. Появились успешные в мировом масштабе артисты, поющие на родном языке. Например, монгольская рок-группа The HU. Она сегодня популярна далеко за пределами родных степей. Есть немцы Rammstein, и они поют на родном языке. Есть Youssou N’Dour, поющий на сенегальском языке «волоф» первый куплет песни «7 Seconds» (дуэт с Нене Черри — Ред.). Есть масса успешных корейских проектов — они поют на хитром миксе корейского и английского языков.— Мы не так давно говорили на эту тему с Игорем Матвиенко. Он считает, что в нашей популярной музыке произошло «импортозамещение». Люди слушают в основном русскоязычную музыку, которая сильно потеснила в эфире англоязычную. В этом больше плюсов или минусов?— Матвиенко в целом прав. Сегодня русский язык является доминантой в отечественной популярной музыке.Но и песни Deep Purple, Led Zeppelin, Beatles тоже живы в сердцах наших меломанов. В русском человеке вполне может уживаться любовь к западной и отечественной рок-музыке.Когда мой дедушка в 1964 году купил мне магнитофон «Комета» в магазине «Электроника» на Старом Арбате (он стоил по тем временам ого-го— целых 200 рублей!), то предо мной сразу же открылись два пути, две параллельные дороги: на одной была западная музыка — Beatles, Rolling Stones, итальянцы, — песни которых я записывал с радио и пластинок; на другой — песни на русском в исполнении Высоцкого, Галича, Визбора, Окуджавы. И, что самое интересное, обе эти составляющих легко уживались в моём сознании. Я и сейчас помню наизусть те песни, будь то битлы или Высоцкий. И меня всегда удивляло, почему человек, который любит, условно говоря, Deep Purple, не должен любить ничего другого? Почему люди в джинсах не могли строить коммунизм? Похоже, люди сами себе любят создавать барьеры. Идеальная ситуация по мне — «пусть расцветут десять тысяч цветов», как говорил великий кормчий Мао Цзедун (смеётся).— Твоя «Лаванда» — это стопроцентный хит. Имела ли эта песня успех за границей?— Имела, но локальный. Это была Финляндия. В тот момент у «Лаванды» было более десятка разных кавер-версий, и одна из них даже попала в хит-парады. Все они были на финском. Была и итальянская версия.— Тебя «подкалывали» похожестью «Лаванды» на песню Леонарда Коэна?— В песне Коэна есть инструментальный кусок, который сделан «под цыганочку». Это была стилизация, поскольку песня как бы исполняется сборным еврейско-цыганским оркестром в концлагере — в этом вся суть этого номера. Так что схожесть интонаций — это использование расхожих народных музыкальных элементов. А сами мелодии у песен абсолютно различные.— Какие ещё твои песни звучали на Западе?— У меня было серьёзное сотрудничество с иностранцами в начале 90-х. Я ездил в Лос-Анжелес писать песни с авторами первой величины. Но для того, чтобы продолжать эту линию, надо было бросить всё в России и уехать в Америку. Я не хотел этого делать, никогда не было такого желания. Я поработал там, вернулся домой и продолжил заниматься музыкой здесь в меру своих сил и способностей (смеётся).Последним опытом совместной работы с иностранными авторами была песня «A Million Voices», с которой Полина Гагарина ездила в 2015-м году на «Евровидение» в Вену. Эту песню мы писали вместе с Лёней Гуткиным и нашими шведскими партнёрами. Полина была как никогда близка к победе, заняв 2-е место. Но надо помнить, что это «Евровидение» проходило через год после возвращения Крыма. Мы понимали, что первое место нам не светит, но было приятно, что песню оценили довольно высоко.— Как это — писать песню вчетвером? Кто-то пишет куплет, кто-то припев, кто-то текст? Так это происходит?— Каждая песня делается по-разному. Как это ни удивительно, я много работал над текстом «A Million Voices». У неё было 11 вариантов текста. В последний момент иностранцы отошли в сторону, и я занимался филигранной доводкой. А авторов много потому, что даже человек, который делает компьютерный программинг, становится полноправным соавтором. И в этом нет ничего зазорного. В своё время Ильф и Петров отшучивались на эту тему: «Как мы пишем вдвоём? Как братья Гонкуры. Эдмонд бегает по редакциям, а Жюль стережет рукопись, чтобы не украли знакомые». У Маккартни есть песня, из последних, у которой 5 соавторов. Это сегодняшние реалии.Интересно то, что последние несколько песен я написал полностью сам — и музыку, и тексты. Просто так получилось... Но иногда звоню кому-нибудь из друзей и предлагаю: «А давай что-нибудь сделаем вместе». Важен результат, работа идёт на победу. А сколько у песни авторов — один или пять — суть не важно. Дело в том, что вся популярная музыка живёт от успеха. Ты можешь написать 100 песен один, и они никому не будут нужны. И вдруг появляется одна, написанная четырьмя авторами, и именно она пробивает все возможные потолки и стены — это ли не прекрасно? (смеётся). — У тебя есть опыт работы в кино. В частности, твоя музыка звучит в фильме Василия Пичула «Маленькая Вера» (1988 г.). Что сложнее написать — популярную песню или музыку для кино?— Тоже не могу тебе ответить однозначно. Музыка для «Маленькой Веры» писалась в невероятной спешке, в сжатые сроки. Не было времени. Основную музыкальную тему под названием «Ночная звезда» (она сначала фигурировала как песня) я спел сам. Если бы я знал, какой будет успех у фильма, я бы выкроил больше времени на него... Расскажу про премьеру в Доме Кино. Вася Пичул позвонил мне утром и сказал: «Приезжай туда пораньше. Имей в виду — будет столпотворение». Я приехал и был потрясен — это были, без преувеличения, толпы людей, была конная милиция. Говорят, что стёкла на первом этаже выдавили.В 2018-м году, когда фильму исполнилось 30 лет, в Россию приезжала Наташа Негода, и вся съёмочная группа приняла участие в программе Андрея Малахова. К сожалению, без режиссера Васи Пичула, который очень рано ушел из жизни...— Ты являешься одним из авторов нескольких песен в альбоме «Машины Времени» Time Масhine (2007 г.). Ты же был чуть ли не инициатором его записи в знаменитой студии на «Эбби-Роуд» в Лондоне, где писались «битлы». Зачем вам понадобилось ехать в Лондон, учитывая, что это оказался чуть ли не самый провальный альбом «Машины Времени»?— Да, я действительно выступил в качестве соавтора нескольких песен. Но я бы не назвал альбом провальным. В нём нет ярко выраженных хитов, это так, но пластинка сама по себе очень неплохая. Я был организатором этой записи, помогал пригласить поучаствовать иностранных музыкантов, в том числе Пола «Викс» Виксена — музыкального руководителя группы Пола Маккартни. Среди участников были Рэй Купер и Хэймиш Стюарт (он сейчас едет на гастроли в США с Ринго Старром). Это был интересный проект. А большого успеха не было, потому что не получилось такой песни, как «Поворот».— Кому вы хотели что-то доказать?— Никому и ничего. Была возможность приобщиться к легендарной студии, так почему её не использовать? Мы пообщались с Джорджем Мартином (продюсер, работавший с Beatles — Ред.). Я приводил его на студию во время записи. В документальном фильме есть кадры, где мы спускаемся по знаменитой лестнице во второй студии, на которой кто только не фотографировался, и Мартин говорит ребятам из «Машины»: «Вот здесь Ринго Старр сидел, вот тут Пол». Вот для чего это делалось.— Ты смотрел фильм Питера Джексона «The Beatles: Get Back», посвященный записи «битловского» альбома Let It Bе?— Конечно. Я смотрел этот фильм сначала дома, а потом в кинотеатре концертный вариант.— Видно, как всех, кроме Леннона, раздражает Йоко Йоно. Непонятно, что она вообще там делает.— Есть такая тема. Ты знаешь, я смотрел на Леннона — с одной стороны невероятно авторитарного, с другой — абсолютно беззащитного человека. На Джорджа Харрисона, который предстает в фильме, как человек с повышенным чувством собственного достоинства. Видно, как он болезненно воспринимает некорректные реплики Маккартни. Но это и есть человеческая жизнь... Сильные ностальгические чувства я испытал!Я сейчас вспомнил о том, как был в гостях у популярного в 70-е годы певца и актера Дэвида Кэссиди (он снимался в сериале «Семья Партриджей»), который как-то дал в 70-е годы подряд 7 концертов на стадионе Уэмбли. Дэвид был моим товарищем. Я был в его доме в Лос-Анжелесе, куда в своё время приезжал в гости Леннон с Мэй Пэнг (Йоко Йоно тогда официально отпустила его с любовницей). Кэссиди также встречал с Ленноном Новый год в его квартире в Нью-Йорке. Дэвид рассказывал мне разные истории про Джона. «Мы выпили красного вина, стали играть на гитарах "битловские" песни», — рассказывал Дэвид. — «И меня поразило, что Джон не помнил аккордов и слов песен. То ли так выпендривался, то ли просто потому, что был изрядно выпивши».— Чем ты занят сегодня, пишешь ли музыку?— Я все время что-то делаю. Тешу себя надеждой, что во мне по-прежнему живет творческая искра (смеётся). Недавно сделал пару песен для одной молодой исполнительницы. В последнее время немного отошёл от гитарного звука, меня очень интересует электроника... Но никаких иллюзий насчет того, что сегодня вообще кому-то нужны песни, я не испытываю. Согласно серьезным исследованиям, кривая популярности песен двигалась вверх лишь до 60-х. В 60-е был пик, интерес к песням продержался на высоком уровне до середины 70-х. А потом кривая начала ползти вниз.— Но что-то интересное в музыке всё же происходит. Разве нет?— Конечно, да. Я, помимо всего, веду радиопрограмму (раньше на «Серебряном дожде», сейчас на «Маяке») — положение обязывает слушать все новинки, да мне и самому интересно. Очень много всего происходити у нас, и у них. Главное — не быть снобом, как случается порой с людьми, которые с возрастом начинают ругать всё новое. «После 72-го ничего путного в музыке не было, — вот их тексты. — Ну, хорошо, после 82-го, или после 92-го!». Уверен, чтои тебе приходилось такое слышать. А люди эти просто ничего не слушают и слушать не хотят... А тут ещё какой-нибудь наш «народный-водородный» говорит, что надо всех молодых запретить, потому что их песни и так везде, а его, любимого-разлюбимого, по радио не крутят. Надо помнить, что талантливые люди рождаются во все времена — и у нас много талантливой молодёжи.— Я почти ничего не знаю о твоей семье. Можешь рассказать, чем занимается супруга, как поживают дочь и сын?— Мы с супругой Аней уже 35 лет вместе. Она занимается семьей. Дочь Маша закончила МГИМО (факультет МП — международное право), сын Лёня заканчивает этот же вуз, пишет диплом. У дочери семья, растёт сын Саша, соответственно, мой внук, которому чуть больше 3 лет. Мои дети учились музыке, сын и сейчас периодически играет на фортепиано, но по музыкальной линии они не пошли. Да я бы и не хотел этого.Может быть, это противоречит логике человека из шоу-бизнеса, который должен везде лезть, но я не любитель засвечивать свою личную жизнь. Я ничего не имею против, когда некоторые деятели культуры бегут в программу «Пчелы и пчеловодство» и рассуждают о жизни пчел — лишь бы в «ящике» оказаться. Но я этого не люблю. Бегут — и пусть бегут: в конце концов, у всех свои представления о прекрасном (смеётся).— Ты счастлив, как сложилась твоя личная жизнь?— Абсолютно. Может, именно поэтому я и оберегаю семью от излишнего внимания СМИ. Будучи в шоу-бизнесе и находясь в центре событий, я никогда не имел аккаунтов в популярных соцсетях. Поэтому, когда их запретили, на меня это никоим образом не повлияло. Мне просто это не было нужно. Я люблю живое общение с живыми людьми.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на aif.ru