фото показано с swissinfo.ch

Высокоэффективная экономика, нацеленная на постоянное инновационное обновление, находится в Швейцарии в особенно интенсивном контакте со сферой политики. Страна, причисляемая к разряду «малых государств», только в том случае получает шанс укрепиться на мировой арене, если она обладает сильной экономикой.

Каким образом особенности политической системы Швейцарии, и в частности, федерализм, подталкивают экономическое развитие Конфедерации? Об этом шла недавно речь в швейцарском Монтрё на очередной национальной Конференции по федерализму, устраиваемой каждые три года.

Экономика такого небольшого государства, как Швейцария, в особенной степени нуждается в выгодных рамочных условиях. К ним относятся либеральное экономическое законодательство, по возможности умеренная степень государственного вмешательства в бизнес, невысокие налоги и гибкая система их взимания, хорошо развитая инфраструктура, а также социальная и политическая стабильность.

«Если Швейцария и располагает сейчас экономикой, находящейся в прекрасной бойцовской форме, то только лишь благодаря своей системе федерализма», — указывал в городе Монтрё на очередной национальной Конференции по федерализму Тайбер Адлер (Tiber Adler) из швейцарского либерального экономического института «Avenir Suisse».  

Собственно, возразить на это что-либо невозможно, но все равно остается вопрос особенностей конкретных механизмов взаимодействия политики и экономики в Швейцарии, стране, знаменитой тем, что здесь все происходит медленно и политические решения принимаются после долгих — некоторые говорят, слишком долгих — размышлений и рассуждений. Как сказал другой участник конференции, Швейцария — это не стремительный ягуар, а скорее слон, стабильный и трудолюбивый.

С самого начала своего существования в качестве государства, то есть примерно с 13-го столетия, Швейцария была не только политическим, но еще и экономическим союзом. Многочисленные альянсы городов и регионов, имевшие место в то время на территории нынешней Конфедерации, преследовали цель, в том числе, объединить скромные промышленные и торговые ресурсы их участников и конвертировать затем в политические преимущества. Позже именно экономический потенциал выступил в качестве важной центростремительной силы, скрепляющей Швейцарию в качестве «политической нации» («Willensnation»).

Экономика Швейцарии изначально развивалась в условиях недостатка природных ресурсов. Однако именно это негативное обстоятельство и стало фактором, очень рано превратившим Швейцарию в одну из наиболее индустриализованных стран мира. И именно поэтому она относительно рано вступила в постиндустриальную стадию господства сферы услуг с высокой долей интеллектуальной прибавленной стоимости. При этом нехватка природных и прочих ресурсов, кадровых и интеллектуальных, неоднозначно воздействует на логику экономического поведения субъектов экономики.  

С одной стороны, она подпитывает стремление промышленников получить поддержку от государства.  С другой стороны, недостаток ресурсов может вести к настойчивым попыткам освободиться от государственного присутствия в экономике — мол, только не мешайте, мы сами справимся! В Швейцарии существуют обе тенденции параллельно, причем к защите государства склонны скорее прибегать компании, ориентированные на внутренний рынок с его ограниченными возможностями для самопомощи, тогда как требования свободы происходят, скорее, из сферы экономики, ориентированной на экспорт.

Почему же Швейцария смогла все-таки добиться технологических успехов в машиностроении, электротехнике, металлообработке, сумела стать мировым финансовым центром, лидером мирового экспорта промышленной продукции, важнейшим торговым партнером США и ЕС, одной из самых богатых стран мира? В чем заключается тот «генетический код», который привел эту страну туда, где она сейчас находится? Начинать следует с географических условий. Маленькая страна находилась «на перекрестке транспортных путей».

Недостаток собственных ресурсов и узость внутреннего рынка заставляли ее налаживать контакты со своим «ближним зарубежьем», которое было, с одной стороны, очень сложно конструированным явлением, но с другой — явлением, достижимым относительно легко и быстро (низкие транспортные расходы). Импульсы со стороны окружающего мира не успевали угаснуть в пути. Это обеспечивало как «изначальным регионам» Центральной Швейцарии, так и важнейшим городам (Берн, Цюрих, Женева, Базель) возможность пользоваться преимуществами быстрого обмена капиталами, услугами, знаниями, товарами, людьми (беженцы, рабочая сила, туристы). В конце 19-го века ресурсная бедность, — и это очень важный фактор, — не позволила развиться в Швейцарии классической массовой индустрии со всеми связанными с ней проблемами (социальные проблемы и негативные последствия урбанизации, структурные перекосы экономики).

Явный недостаток вдруг, как это постоянно случалось в истории Швейцарии, стал ее основным преимуществом. Проблема нехватки свободных земель в Швейцарии в настоящее время, например, все сильнее сопрягается со стремительным ростом населения и со столь же быстрым распространением по стране объектов промышленной инфраструктуры. Результатом растущей степени концентрации все более разнообразных и разнонаправленных интересов на таком небольшом по площади «пятачке», как Швейцария, является все более плотная и сложная сеть законодательных и нормативных установлений. Водоохранное и экологическое законодательство, правовые акты, регулирующие порядок застройки и оборота земель, нормы в сфере охраны почв и недр, развития городской среды и сельскохозяйственного производства — все они не являются следствием какого-то особого швейцарского «занудства», но призваны предотвратить появление возможных серьезных конфликтов.

чается в том, что на 99% основой швейцарской экономики, ее становым хребтом, являются средние, мелкие и мельчайшие предприятия, которые, будучи укоренными в своих регионах, сами все активнее выходят на международный рынок. Себестоимость единицы продукции у таких компаний оказывается гораздо выше, что, в сочетании с дороговизной импортированных сырьевых ресурсов, делает продукцию швейцарского происхождения в принципе более дорогой.  

С недавних пор к этому всему добавился и завышенный обменный курс швейцарского франка. Компенсировать эти негативные факторы можно только высочайшим качеством и эксклюзивностью. Впрочем, здесь есть и позитивная сторона! Малые предприятия оказываются более гибкими, если возникает необходимость быстро приспособиться к новой ситуации на рынке или учесть особенные запросы клиентов. Кроме того, любые решения в рамках малых предприятий принимаются гораздо быстрее, при этом расходы на бюрократию у них меньше.

Недавно Кристоф Шалтэггер (Christoph Schaltegger), профессор Университета Люцерна, издал монографию, в центре которой как раз стоят вопросы взаимовлияния экономики и политики в Швейцарии. По его мнению, огромную роль в истории швейцарского успеха сыграла рациональная организация труда и управленческих процессов, каковая в паре со швейцарским федерализмом, способна успешно стимулировать экономическую деятельность. Региональные власти способны решать задачи по созданию экономически привлекательных рамочных условий в непосредственной близости к экономическим реалиям, что способствует возникновению экономики, учитывающей требования как локального, так и глобального рынков, а это делает предприятия и фирмы особенно конкурентоспособными, но при этом не оторванными от того социума, в котором они реально присутствуют.

Кроме того, швейцарский федерализм обеспечивает мобильность рынка труда, что позволяет квалифицированным кадрам перемещаться из экономически депрессивных регионов страны в регионы с более здоровой экономической конъюнктурой, а также позволяет прицельно стимулировать промышленное развитие регионов страны на основе системы перераспределения средств от более богатых регионов в адрес менее благополучных областей Конфедерации. В итоге, считает профессор К.  Шалтэггер, один только швейцарский федерализм абсорбирует примерно 20% разного рода «шоковых» явлений в рамках общенациональной экономической системы, что позволяет, с другой стороны, повышать степень ее готовности к рисковым инновациям, поддерживая высокий уровень экономической диверсификации (часовые мануфактуры в Невшателе, фармацевтическое производство в Базеле, банковские услуги в Цюрихе).

Внутреннее природное и ландшафтное разнообразие, а также необходимость поддержания тесных меновых контактов с ближайшим зарубежьем, привели к возникновению и укреплению в Швейцарии децентрализованной экономической системы в составе самых разных игроков и институтов, поддерживающих, одновременно, тесные взаимные контакты. Сегодня швейцарская экономика — это сеть с множеством одинаково важных автономных узлов. В отличие от России, где купцы с раннего средневековья конкурировали не между собой на рынке товаров и услуг, а боролись за то, чтобы получить статус поставщика царского двора, в Швейцарии экономическая логика никогда не находилась в рабском подчинении у логики политической.

«Драйверами» истории успеха швейцарской промышленности были стремление к поиску новых ниш, а также изначальная диверсификация производства, стимулированная региональным разнообразием, позже институционально закрепленным в рамках системы швейцарского федерализма. Кантональный партикуляризм всегда сочетался в Швейцарии с очагами накопления капитала. Свою позитивную роль сыграли своевременный (в 1648 году) выход Швейцарии из состава Священной Римской империи (из-за нежелания, кроме всего прочего, растрачивать и без того скромный капитал на уплату имперских налогов), а также политика нейтралитета.

Тем самым «особый путь» («Sonderweg») Швейцарии в Европе стал возможен благодаря успешной экономике, которая, со своей стороны, получала выгоду от нейтралитета и стабильной политической ситуации, ключом к которой был именно федерализм, обеспечивавший, с 1848 года, швейцарское «единство во многообразии» и последовательно снижавший степень напряженности межрегиональных политических конфликтов. Еще более важным фактором стало то обстоятельство, что в Швейцарии не возникло мощного слоя аристократии, нерационально растрачивающей национальный капитал на нужды развлечения (культуры). Под влиянием французского вторжения 1798 г. там, где знать все-таки была у власти, например, в Берне, произошло уничтожение господства класса городских патрициев. Сами патриции остались, никто массовых репрессий не устраивал. Более того, в период Реставрации (1815-1830 гг. ) многие из них вернулись к власти, частично восстановив свои привилегии.

Однако гораздо важнее было то, что купцы и не состоящие в цехах ремесленники — так называемое третье сословие — получили значительную свободу. Этому сословию уже к середине 18-го века удалось сделать Швейцарию одной из самых промышленно развитых стран Европы наряду с Англией. Окончательно же все преграды были сняты в 1848 году с образованием современной Швейцарии, созданием единого национального экономического пространства и с окончательным уничтожением влияния знати на политические процессы. В итоге швейцарские кантоны являются сегодня региональными «лабораториями инноваций», разрабатывающими уникальные решения, но зачастую находящимися в состоянии взаимной конкуренции.

«Кантоны имеют возможность учиться друг у друга», — говорит К.  Шалтэггер. Один из примеров — система образования. Школьное и вузовское образование являются в Швейцарии делом кантонов (субъектов федерации). Каждый из них находится в постоянном поиске наиболее подходящих для него решений, отказываясь от методов, которые для данного кантона «не работают». Это жизненно важный фактор общего экономического успеха страны, хотя оценить количественно его довольно-таки сложно. То же самое относится к более традиционным областям налогообложения и внутренней конкуренции.

Соперничество между кантонами приводит к их заинтересованности в привлечении наиболее перспективных фирм и компаний, каковая задача решается, прежде всего, путем снижения ставки кантональных налогов. Имея полный налоговый суверенитет, обеспеченный принципами швейцарского федерализма, подходы швейцарских кантонов к данной проблематике могут быть очень разными, из-за чего, например, в кантоне Люцерн тарифы налогообложения предпринимательской деятельности почти в два раза ниже аналогичных показателей, действующих в кантоне Женева.

Являясь политически и географически «малым государством», Швейцария обладает глобально значимой экономикой. «Диспропорция» между малым государством и глобальными концернами вносит дополнительное измерение в логику и характер функционирования национальной системы федерализма. Располагаясь на территории небольшой общины, крупный глобальный концерн может, например, оказывать на нее давление, угрожая свернуть свое присутствие и лишить общину столь необходимых налогов. Её автономия может оказаться под угрозой, что может повлечь за собой определенные уступки с ее стороны. С другой стороны, эта автономия не может быть уничтожена окончательно, поскольку она является несущим элементом всей системы федерализма, выгодного, в конце концов, и самому бизнесу, как национальному, так и иностранному.  

Отметим также роль политических партий. В таком малом государстве, как Швейцария, партии ориентированы на постоянный контакт с обществом. И поскольку партии в силу их федералистичной структурной децентрализации очень тесно привязаны к своим родным кантонам, которые являются еще и избирательными округами, то волей или неволей на федеральном уровне они выступают в роли агентств по продвижению экономических интересов соответствующих субъектов федерации. В итоге вся система швейцарского федерализма настроена на то, чтобы конкретизировать экономические интересы и преференции регионов и кантонов, и конвертировать их уже на федеральном уровне в политические решения, которые, в свою очередь, могут быть в рамках прямой демократии поставлены под вопрос избирателями.

Пьер Модэ (Pierre Maudet), популярный политик из Женевы, задался в связи с этим на конференции в Монтрё важным вопросом, а именно, насколько кризисоустойчивой является система швейцарского федерализма? Большинство участников конференции признали, что федерализм — это отнюдь не безупречная система без каких-либо проблем. Ее инертность, а также факт наличия сразу нескольких уровней бюрократии, способны оказать серьезное тормозящее влияние на промышленную конъюнктуру, пусть даже позитивной стороной этой проблемы и является знаменитая швейцарская политическая стабильность.

«Иногда компании сильно жалуются на пресловутый швейцарский перфекционизм», — говорит член правительства кантона Аргау Урс Хоффман (Urs Hoffmann). Законодательные нормы и стандарты, которые спускается с федерального уровня, подвергаются на уровне кантонов и общин/муниципалитетов порой слишком уж дотошной адаптации. Такая манера может стать серьезной головной болью не только при организации бизнеса, но также в процессе обработки платежей и управления. Сейчас, правда федеральный центр старается решить, разрабатывая современный, ориентированный на нужды бизнеса, портал государственных услуг EasyGov. swiss.

Итак, сделаем основой вывод: политические независимость и самостоятельность малого государства в гораздо большей степени зависит от сильной экономики, нежели в случае с какой-нибудь «великой державой». У европейской великой державы, кроме экономики, есть еще, как известно, два союзника: армия и флот. В Швейцарии же на первом месте стоит именно регионально диверсифицированная промышленность, которая играет роль станового хребта «малой» европейской нации, что позволяет ей, в частности, до сих пор держать солидную дистанцию по отношению к Евросоюзу.

Перевод на русский, редакция и адаптация: Нина Шулякова, Игорь Петров

.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на swissinfo.ch