В своей книге «По направлению к Рихтеру» (М. : КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011) оперный режиссёр и документалист Юрий Борисов (1956—2007), сын актёра Олега Борисова, вспоминает о своём многолетнем общении со Святославом Рихтером, доносит до читателя его подлинный голос.

Моя жизнь в Беляеве на девятом, последнем этаже была безрадостно-тусклой. Там можно было или спать, или… удавиться. Не было ни телефона, ни звонка в дверь. Кое-какая мебель… Радовал старый проигрыватель и холодильник «Морозко» — почти мёртвый.Почему эту музыку не играют? Почему уехала Губайдулина? Ведь Циммерман не исполнялся не из-за запретов. Одна из причин его неизвестности заключается в том, что сочинения Циммермана очень сложны не только для широкой публики, но и для исполнителей.
Владимир Тарнопольский: «Человек из расщелины»В одно прекрасное утро в дверь попытались вломиться. Это был даже не стук, а настоящий грохот. «Так грохотать может только милиция, — прикинул я. — Время андроповское… так что лучше открыть». На пороге стояли Святослав Рихтер и Олег Каган. Олег виновато улыбался, протягивая мне печень из магазина «Берёзка»: «Извините, что так… без приглашения…» «Сразу — в холодильник! — распорядился Рихтер. — Из мяса надо есть только печёнку — это самое вкусное! С Ниночкой я немного повздорил, поэтому, если можно, проведу у вас три часа. Олег за мной заедет, и мы поколесим в Горький. Как вам такой план?»Пока я закрывал за Олегом дверь и закладывал печень в холодильник, Рихтер распахнул окно и уселся на подоконник. Так, что одна его нога, левая, вместе с ботинком, перевесилась на улицу. Я непроизвольно издал междометие. В ответ Святослав Теофилович приложил палец ко рту: «Ничего страшного! Я давно так не висел. Дайте побыть циркачом на проволоке!» Я стал настаивать, чтобы он «опустился на землю» и пощадил мои нервы. «Ну, ещё три минуты!» — взмолился Святослав Теофилович.Из меня клоун бы вышел? Ну, раз у вас такая реакция… Рыжий клоун… Я бы хотел кататься по земле, быть вечным ребёнком… В душе я такой. Помните, как гримируется Эмиль Янингс в «Голубом ангеле», как наклеивает нос? Что-то похожее вышло бы у меня! Совершенно прибитый. Я бы выступал в паре с Тутиком. Наташа бы всех смешила, а из меня бы лились слёзы, фиолетовые.Но все-то уверены, что я — белый клоун. Что очень большой эстет, люблю чувствовать превосходство. Это потому, что много играю Прокофьева. Ведь я же зеркало, а Прокофьев был белым клоуном.Я его первый раз увидел на Арбате. В ярко-жёлтых ботинках, весь клетчатый, с красно-оранжевым галстуком. У Ламмов, где собиралось высшее общество, Прокофьев сразу подал себя так… несколько свысока, как будто всех ставил на место: «Я тут стою вас всех!»Как только началась Шестая соната, Павел Александрович Ламм отодвинулся от рояля подальше. Непроизвольно. А мой папа воспринял эту музыку даже буквально: «Ужасно, как будто бьют всё время по физиономии! Опять ттррахх! Опять… Нацелился: ппахх!»Мой дебют получился клоунским. Пятый концерт Прокофьева, наверное, самое клоунское сочинение. Так все и восприняли. Вот — выход, вот — начинаются фокусы… Но, если вслушаться, все они — и рыжие, и белые — ужасно одиноки. Наревели столько, что получился фонтан из слёз. Они в него кинут лепестки белых роз и снова будут реветь…Помните представление в психиатрической клинике? Это лучшая сцена во вчерашнем фильме. Клоуны летают, ангелы играют на гармошке… а люди в серых халатах уставились в пол. Никакой реакции. Так примерно играл Пятый концерт и я. Взглянул в зал — кислые лица, как будто их это не касается. А потом вдруг ничего — вроде как обрадовались, что уже кончилось. Прокофьев так и сказал: «Они, наверное, ждут от вас ноктюрн Шопена!»«Клоуны» — хороший фильм. Но у Феллини лучше получаются клоуны-женщины. И Мазина в «Ночах Кабирии», и та мамзель, что играла Градиску. Музыка Нино Роты чудесная… но мне бы в «Клоунах» не хотелось такой музыки. Помните того уникального клоуна, снятого на плёнку, совершенно внемую? Всего несколько кадров. Вот это действует.И финал запомнился. Клоуны устраивают спектакль для себя — не для широкой публики. Ещё большая степень свободы, откровенности. Они говорят всё, что думают, переодеваются, никто их ни в чём не ограничивает. А главное, что арена — круг, Магический круг. Совершенная форма им задана. Клоуны — переодетые ангелы, поэтому они такие бесполые. Поэтому всему-всему радуются. Ведь нам это предписано: радоваться!Садимся завтракать. Святослав Теофилович разбивает крутое яйцо о свой лоб, сдирает скорлупу. Пытаюсь протестовать против такого варварства, получаю отповедь: «Купол Браманте и Микеланджело для этого и предназначен!»Чтобы сыграть «Шута Тантриса» Шимановского, надо одеться клошаром. Чтобы всё было по-настоящему. Публика, конечно, скажет, что я сошёл с ума, и сдаст билеты. Хотя ведь от фрака отказался я первый. Не представляю, как можно играть «Тантриса» во фраке! Вы помните — Тристан бреется наголо, до крови исцарапывает лицо. Является к Изольде юродивым. Его признаёт собака…(Имитирует собачий вой — очень достоверно. )В Лондоне меня мучила бессонница. Всё время была красная луна. Крыши у домов как будто покачивались. Я открывал окно и издавал нечто подобное… Это был весьма дорогой отель, и жильцы утром жаловались хозяину: «Безобразие, у вас под окнами воет голодная собака! Накормите её!» В каждом сочинении нужно выверять пластику. Самое важное — как можно выше сидеть. Чтобы клавиатуру чувствовать под собой. В а-moll'ном этюде Листа резко перебросить себя к краю клавиатуры. В Шестой сонате Прокофьева (показывает сжатый кулак) надо врезать им так, как в настоящей драке. В последнем аккорде Полонеза-фантазии так выпрямлять спину, чтобы хрустнули все позвонки. Как будто что-то в себе победил.Однажды поспорили с Толей Ведёрниковым, кто лучше сыграет носом. Я выбрал начало А-dur’ной сонаты Моцарта. Встал на колено: левой рукой — бас, носом — мелодию. Вдвое медленней и… очень много грязи! У Ведёрникова я выиграл, но Моцарту наверное бы уступил. Он ведь часто так забавлялся. Вы не были у меня на Карнавале? Вы бы видели моё лицо… Это всё пошло от родителей, они любили такие машкерады. Папа играл Юмореску Шумана, а я под музыку Einfach und Zart наряжался Пьеро. Колпак, натуральные слёзы…А фокстроты свои вам не играл? Один был даже неплох, под влиянием «Генерала Левайнаэксцентрика». Дерибасовская, нэп, все чем-то торгуют… У Шостаковича это абсолютный шедевр — «Купите бублики!». Наташа Гутман лучше всех ими торгует.Конечно, самый главный клоун — Стравинский. Совершенно белый — как алебастр. Король клоунов. Поэтому он совершенно особенный. У него беспристрастный взгляд на всех — вообще без рефлексов. Он и смеётся беззвучно, как будто во сне.Знаете, что мне приснилось, когда я играл «Движения»? Плод! Самый обыкновенный плод! Сначала он как синий комочек, величиной с кулачок. Потом начинал расти, раздувался, вот уже такой головастик… А когда появилась такая же лапа, как у меня, я испугался и проснулся.«Движения» — это пособие по анатомии! Ощущение, что серое вещество медленно растекается по всему телу.Стравинский в «Движениях» уже постаревший клоун. Как у Феллини, когда он объезжает квартиры бывших клоунов.Мне нравится в Стравинском его объективность. В этом плане он пошёл дальше Дебюсси. Я добиваюсь от всех именно объективности. Она не может быть абсолютной, но о чём-то же можно договориться? Почему они не пришли в Париже на Шимановского? В Бресте пришли, а в Париже — нет? Мне не нужно, чтобы все говорили: Шимановский — великий, Шимановский — равный Шопену. Но прийти и признать: да, он хороший композитор, можно? Хотя бы из любопытства. От сонат Шуберта все изображали рези в желудке: как можно так долго, когда уже будет «фактура»? Но сейчас все с удовольствием слушают — я их заставил! И Гульд, оказывается, слушает. Да, кому-то больше нравится, кому-то… Это уже дело вкуса. Но объективно: это хорошая музыка!Объективно: Моцарт и Стравинский — самые великие. Их техника совершенна. Моцарт в «Cosм fan tutte», Стравинский в Симфонии псалмов, в «Rake’s Progress» открыли что-то наподобие философского камня. Моцарт в XVIII веке предвосхитил Дебюсси. Стравинский из ХХ века вернулся к добаховской музыке: к Джезуальдо, Монтеверди…Но в человеке побеждает субъективное. Для меня это — Вагнер, Шопен, Дебюсси. Их последовательность я всё время меняю — зависит от случая. Нет, всё это недостижимо! Сам Стравинский, призывая к объективности, вдруг начинает клеймить Вагнера. И всё портит. А Дебюсси называл Бетховена варваром. Это и не субъективно, и не объективно — это просто распущенность. Прокофьеву не давал покоя Рахманинов. Рахманинова все пинают, дошли до того, что говорят: «Ну, этот… из прошлого века…» Стравинский вспоминает, что носил Рахманинову мёд, — больше ему сказать о нём нечего! Клоунство Стравинского вышло из балагана, из его «Петрушки». Кажется, он сам это признаёт.(Пробует читать из «Балаганчика», но забывает. )«И ты узнаешь, что я безлик… тра-та-та… твой чёрный двойник!»Вообще меня как композитора больше интересует сочинение, чем его интерпретация. (Хотя несыгранное сочинение, оно так и остаётся в мире идей, не получает жизни в этом мире.) Потом публика ведь ходит на исполнителей, не на музыку. Поэтому можно сказать, что «вопросы с интерпретациями» — это не только философские/исторические/музыкальные вопросы, занимающие лучшие исполнительские умы, но и вопросы моды, конъюнктуры, пены дней.
Ольга Раева: «Бетховен — лекарство от отчаяния…»Помните фотографию Стравинского в чёрных очках? Или как Чаплин в Голливуде его раскачивает на цирковом колесе? А с Хиндемитом? Хиндемит в «тройке», все «comme il faut», Стравинский — в галстуке и бриджах! Как клоун. Ему это идёт! Только он мог столько намешать в «Персефоне» — мимы, чтица, детский хор… но полное ощущение, что ты в Аиде.Это же самая большая мечта: какую-то часть года проводить на земле, проглотить зёрнышко граната и провалиться в царство мёртвых. На каникулы… Я видел одну современную постановку, где опускались на лифте в окружении шахтёров. Адонис там проводил треть года. Я бы с тётей Мери сочинял сказки. И с удовольствием работал бы посыльным. Генрих Густавович делал бы через меня наставления ученикам…Наверное, идеальная оперная форма — в «Эдипе». Котурны, обезличенный хор, капюшоны… Когда Стравинский сочинял арию Эдипа, он уже видел китайскую маску.Самая впечатляющая маска — Чёрта! Опасная! Смотрите, и в «Истории солдата», и в «Потопе», и в «Rake’s Progress». Там по-настоящему испытываешь дрожь. Сцена на кладбище — продолжение пушкинской «Пиковой дамы». Последний аккорд перед эпилогом — как последняя песчинка на песочных часах. Это действует на меня так же сильно, как «Взгляд Тристана» или скрябинское «en dйlire» (в исступлении).А теноровая ария и «последующий Моцарт» в E-dur’e? Как могло прийти в голову поместить эту музыку в бордель? Постановка, игра артистов — всё тогда должно быть на уровне Пикассо, его эротических рисунков.Я бы хотел сыграть двухрояльный концерт (проблема — с кем?). Стравинскому хорошо — он заказал «Плейелю» двойную клавиатуру в форме ящика. А мне что делать? Могу записать обе партии в студии — их потом совместят. Теперь техника всё позволяет… Но я никогда не пойду на это — ансамбли написаны для живых музыкантов, а не для мёртвых… Вот когда отправлюсь туда на каникулы (указывает пальцем на пол)…У вас в комнате всё как я люблю — вообще без мебели. Так было и у японцев, пока не пришли «наши». Матрацы на циновках из рисовой соломы — самое удобное. В одной из своих прошлых жизней я точно был самураем!(Снова подходит к открытому окну — я держу его за руку, не подпускаю. )А вид из окна ничем не поправишь. Такой же был у нас с Ниной Львовной, когда мы жили на Левитана. Я ведь запечатлел… «Двор на улице Левитана» я вам презентую. Может, это и не в вашем вкусе… не бог весть что… но память о том, как я пришёл к вам с печёнкой, останется.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на chaskor.ru