фото показано с aif.ru

История династии, требующей от своих детей порой невозможного, растягивается на полтора века. Её начало уходит в далёкие 1880-е, когда афишами белого клоуна Кнока были заклеены все тумбы немецких городов.

На набережной бухты Порт д’Андрайч (Майорка) есть киоск, где торгуют русской прессой. Туда каждое воскресень­е заглядывает человек, давно живущий вдали от дома. Берёт «АиФ», чашку кофе, долго смотрит на море. Это бывший воздушный гимнаст Олег Понукалин-Суворов. Он же – клоун Кнок. Такой же сценический псевдоним был у его прадеда.История династии, требующей от своих детей порой невозможного, растягивается на полтора века. Её начало уходит в далёкие 1880-е, когда афишами белого клоуна Кнока были заклеены все тумбы немецких городов... – Приехав в Россию из Восточной Европы, Кнок стал сотрудничать с Дуровым и на гастролях в провинции легко сходил за «самого», порой «арендуя» известную фамилию. Дочери Кнока, жонглёры, выступали под псевдонимом Кронец. Одна из дочерей, моя бабушка Муза, очень похожая на Фаину Раневскую – с сигаретой в зубах, натуральная бандерша, – вышла замуж за акробата Семёна Понукалина. Мой дед был беспризорником, которого после революции подобрал директор петербургского цирка Чинизелли. Там он и стал служить за рубль в месяц, выучившись всем жанрам.Две бабушки, два дедаВ Ленинградском цирке летом 1941-го никто не смеялся.Ещё в мае на Фонтанке дали последнее представление, в котором блистал Эмиль Кио, и цирк отправился на каникулы – затянувшиеся на 6 лет. Муза и Семён жили в гардеробной, во время воздушных налётов сбрасывали зажигательные бомбы с крыш, ухаживали за животными, которым благодаря указу Сталина выписывали паёк, «как академикам». На второй годы войны у них родился сын, Олег, который станет первым в мире человеком, исполнившим сальто-мортале на ходулях, – и отцом нашего героя.Великий русский цирк будет создаваться фронтовиками. С войны придёт Юрий Никулин. И однажды поможет внуку Музы и Семёна, оказавшемуся на развилке пути. Вернётся и Владимир Довейко – сын сестры Музы. О нём ходили легенды: сбил немецкий самолёт, за штурвалом которого сидел племянник Геринга, и этим нажил себе личного врага в лице правой руки Гитлера. За голову Довейко рейх назначил высокую цену, но тот, в будущем знаменитый акробат, продолжил летать. На борту его бомбардировщика был нарисован смеющийся паяц. А сальто-мортале исполнялось за штурвалом.– Мой двоюродный дядя рисковал жизнью не только в бою: на манеже он делал уникальные трюки. А ведь в те годы акробаты прыгали на голый бетон во дворцах спорта, только на выс­туплении застилая манеж ковром! Вообще-то поколение цирковых артистов каждый раз работало как в последний: в любой момент можно было по­прощаться с жизнью. Это очень честная профессия.Зоя и Владимир – бабушка и дед Олега по материнской линии – тоже из честных цирковых. Тоненькую 15-летнюю красавицу Зою известный иллюзионист Алли-Вад увидел в первом ряду зрительного зала. Чтобы несовершеннолетняя цыганская дочь могла отправиться с ним на гастроли, пришлось даже оформить опеку. Зоя продолжила кочевать, только табор сменил шатёр цирка. А потом шатров не стало... «Распиленная пополам», теперь она выпрыгивала невредимой из чёрного ящика уже на лесных полянах у линии фронта.– Бабушка Зоя была моим ­ангелом. После войны они с дедом, Владимиром Суворовым, работали в одном коллективе. Дед из дворян­ской семьи, вся его родня в 1918-м бежала в Америку, а он единственный отказался ­уезжать, хотя был совсем мальчишкой. Остался в их уплотнённой квартире в арбатском переулке, в бывшей комнате для прислуги. Из-за происхождения его не брали в университет – а в Цирковое училище взяли. Дед стал гимнастом, был ранен под Сталинградом, вернулся на манеж уже только комическим гимнастом. Их дочь, моя мама, – первая в мире женщина, исполнявшая эквилибр на катушках.Мой собеседник в доме у моря поднимает бутыль лимонада – мята и лайм – и катает её по воздуху, демонстрируя «эквилибр на катушках». «Я всегда мечтал жить на острове», – говорит Олег Понукалин-Суворов. Как будто форма кусочка суши перекликается со сферичностью сцены: «Мир круглый, и манеж тоже».Главное, не свалиться.Он родился в 1970-м в поезде Москва – Астрахань, когда родители отправились на гастроли на юг. И первым местом, куда принесли новорождённого, был шатёр астраханского цирка. Но четвёртому поколению династии, казалось, не суждено было стать цирковым. Врождённый порок сердца. Никаких серьёзных физических нагрузок. С ребёнком, выросшим за кулисами, даже не занимались: «Я был... выбракованный персонаж».Сальто-иммортале– Родительская квартира в Москве в те годы была полна богемных гостей: актёры Большого, художники, киношники. Дело было в отцовском обаянии. Говорили: «В нём чувствуется порода». Мужчины в моём роду если шли в пивную, то в шляпе и галстуке, и рядом были такие же шикарные женщины. Хотя это не мешало, например, дедам клеить фанеру и вырезать из неё босоножки, а бабушкам – распускать шерстяные одеяла и вязать из них детские кофточки, которые продавали по воскресеньям на барахолке... Потом отец стал ездить на зарубежные гастроли, появились джинсы и кассетные магнито­фоны. Он щедро одаривал ими невыездных друзей.Всё закончилось в один день.– Отец умер в 39 лет. Сгорел за 3 месяца: саркома бедренной кости. Цирковые уходят на пенсию после 40, многие – одновременно получая инвалидность: отец требовал от себя невозможного – и добивался своего... Его смерть стала тяжелейшей травмой.И ещё сильнее придавила Олега к земле.– После смерти отца мама отправила меня в Волгоград к бабушке и дедушке. Я стал уличной шпаной. Дрался на улицах. Потом больше половины моих приятелей сели...Тогда уже взвыла бабушка Зоя: «Наташа, забери его обратно! В цирк!»– Но в 14 лет я был уже «старик». Чтобы растянуть, 120-килограммовый силач Рубен Рафаэлевич складывал меня в складку и садился сверху, а я под ним отчаянно орал. Было понятно, что в акробатике или эквилибре я не дотянусь до высот отца, дяди, деда. Однажды один клоун бросил: «Твой отец был гений, а ты – полное г...». И я пошёл за советом к Никулину. «Дядь Юр, что делать?» – «А ты о чём мечтаешь?» – «О воздухе». – «Вот и делай воздушный номер!»И он сделал. Но, чтобы быть по-настоящему достойным своей фамилии, ставка должна была быть задрана до самого неба.Сальто-иммортале.В 1990-м на высоте 20 м, под самым куполом цирка, Олег Понукалин-Суворов вместе с партнёршей отбросили лонжу (страховочный трос) – и продолжили лететь. Запрещённый приём шел на ура. Цирк печатал афиши. Сердце не подводило. Но на пенсию он всё равно вышел в 35.Тогда и пришло время клоуна Кнока. Снова пришло.Парад-алле– Я с самого начала знал, что хочу оставаться на сцене до конца жизни, а это возможно только для дрессировщиков и ковёрных. Когда поставил свой клоунский номер, первым делом повёз его в Волгоград, показать бабушке Зое. «Олег, сними нос», – сказала она после представления.Всё честно. Снять лонжу. Снять нос. Работать с минимумом грима, как клоуны старой школы. Летать, даже если за твою жизнь назначена цена.Он послушался бабушку. Голос династии.С 1995-го Олег Понукалин-Суворов живёт за границей. В 2000-м в берлинском театре «Фридрихштадтпаласт», где работал режиссёром, он познакомился с бразильской балериной Клариссой Перейра, которая прибавила к своей фамилии вторую, Pounukaline, встречающуюся ещё в одном только месте на земле – саратов­ской деревушке, оттуда когда-то и занесло в Петербург беспризорника, подобранного директором цирка.У Олега и Клариссы двое детей. Имя Данило правнуку дала Зоя. Назвать правнучку не успела: в день, когда на УЗИ забилось сердце маленькой Лары Перейра-Понукалин, сердце Зои Суворовой остановилось. Олег говорит, что пятое поколение семьи и не помышляет о цирке.– Хотя сын уже лучше всех гоняет на моноцикле, а дочь невозможно снять с деревьев и качелей, где она изображает гимнастку.Мир круглый, манеж тоже круглый, а кровь – густая. Её хватило и на чернила: про судьбу своей династии Олег Понукалин-Суворов написал сценарий кино. Сделав то, что недоступно даже цирковым артистам, которые добиваются невозможного: он подарил ей бессмертие.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на aif.ru